yettergjart: (Default)
(так ли уж важно, по какому поводу. А хоть бы и без.)

Только то и любишь по-настоящему, чему есть телесный трепет в ответ, - если и контролируемый сознанием, то минимально (да и вообще – чем менее контролируемый, тем лучше; сознание частично, сколько бы ни разрасталось, сколько бы ни очаровывалось своими возможностями), во что вовлекаешься целиком, со всеми подробностями твоего смертно-несовершенного существа – и оно ликует и сокрушается, сокрушается и ликует навстречу любимому предмету (и это может быть что угодно, вплоть до предметов очень отвлечённых, хоть математика, вплоть до предметов, никакой любви недостойных, вплоть до, не знаю, каких-нибудь убогих пятиэтажек на окраине). Что ценишь без телесного трепета и противуразумного влечения, сколько бы им ни восхищаться, – то не о любви. О чём угодно, но не о ней.
yettergjart: (зрит)
Всякое состояние человека, включая, разумеется, чисто соматические, настраивает – так и хочется сказать, навязывает – ему собственную оптику, выстраивает ему картину мира, предлагает ему совокупность позиций, на которых само же его и размещает. Доведши себя до такой степени усталости, что не хотелось уже примерно ничего, кроме как лежать и впитывать в себя чистое, густое, самоценное, не дробимое на предметы – цельным потоком поступающее в тебя - бытие, подобно иссохшей губке, - запасы бытия иссякают, человек проматывает их, надо им время от времени насыщаться, - так вот, до всего этого себя доведши, подумала я о том, как освобождает усталость (понятно, что старость – усталость Большая и Биографическая – делает то же самое): как многое она позволяет увидеть как суету и незначительное, как развязывает внутренние узлы. Заодно понимаешь, что для тебя действительно имеет значение: что пройдёт испытание усталостью, то и важно. Хотя она вообще очень беспощадна и посягает даже на жёсткие обязательства. Так что особенно верить ей не стоит: она, конечно, тоже морочит человеку голову – как и все его состояния. А уж сильно выраженные – особенно.

Но пережить этот опыт освобождения, независимо от степени его иллюзорности, - бесценно.
yettergjart: (toll)
…а ещё я знаю, что сочиняющий тексты – даже прикладные, сиюминутные и обречённые исчезновению – входит в особенное, изменённое состояние сознания, всего телесно-душевного существа вообще, - что-то такое в кровь, видимо, выбрызгивается железами внутренней секреции. Оно, эйфоричное, сродни опьянению и, вероятно, является младшей (самой-самой младшей, самой смирной, целиком посюсторонней, но тем не менее) разновидностью шаманского транса (младшая сестра которого - и поэтическое вдохновение, но эта эйфория ещё младше – что не мешает ей обладать собственной силой и собственной принудительностью). Это состояние (не говоря уже о том, что - утешительно само по себе) само тебя ведёт – а ты идёшь за ним и изумляешься – и длится ровно до тех пор, пока ты за ним идёшь и при непременном условии, что ты именно работаешь (что означает известную степень концентрации и систематичности усилий). И уже это одно, независимо от качества текстов и тем более от их социального успеха и общекультурной востребованности, способно поставить человека в зависимость от этой (пустой и никому по большому счёту не нужной) работы. Да и ставит.
yettergjart: из сообщества <lj comm="iconcreators"> (краски)
О, старинная живожурнальная забава, сладостное отвлечение от обязательного, сочное прорастание нежданного – флешмоб, помнит ли кто тебя ещё? Есть, есть верные сердца, которые помнят! - и вот в рамках флешмоба о семи любимых предметах на заданную букву щедрый [personal profile] haydamak выделил мне буковку М. Ясно же, что любимого и важного на эту букву куда больше, но тем и прекрасен флешмоб, что надо укладываться в рамки и отбирать, а то ишь.

(Что же, и Read more... )М, медно-красная, медово-медленная буквица, морковно-сладкая, мясистая, аккуратная, терпеливая, собирающая – и при этом плавящаяся, текучая. Плоская. Звук, ею обозначаемый, в общем-то горизонтален. Правда, жаркое, крупное, в самую сердцевину бьющее слово Magyarország тоже начинается на неё, прекрасную (и там она жгуче-кирпичная, грубоватая), но мы на сей раз обойдёмся русскими звуками.

1. Малое. Контрабандой протащу сюда и мелочи – не совсем синонимичные ему, но, понятно, глубоко ему родственные. – Малое с его смирением и терпением, мелочи с их внимательным вбиранием в себя полноты мира – которую в каждой из них можно пощупать; мелочи – секундные стрелки бытия, показывающие, может быть, самое точное и самое драгоценное кго время, потому что – самое (казалось бы) быстротечное. Но именно что казалось бы: уходящую жизнь вернее и неожиданнее всего сберегают в себе именно они – и через них с нею, исчезнувшей, можно контактировать напрямую. Просто проживать её снова. Они очень чутки к человеку, создают вернейший его слепок, поэтому, если нужно кого-то почувствовать, - как же не через них?

2. Медленность – наилучший режим взаимодействия с миром. Да и с самой собой. Лучшая скорость (а ещё лучше - её отсутствие), на которой вообще можно что-то разглядеть.

3. Меланхолия – а она тот модус отношений с тем же самым миром (и с самой собой заодно), который чувствуется наиболее честным и самым адекватным. Ей и предадимся.

4. Молескины – под этим именем протащу я в список, опять-таки несколько контрабандой, толстые мясистые карманные блокноты размером в ладонь, с твёрдой обложкой: идеальная среда для размножения и проращивания мыслей и предмыслий. Но о да, молескины, с нежной тонкой линовкой, со страницами цвета топлёного молока (а не этого вот кричащего белого)... это любовь. Чувственная и порочная. И даже где-то разврат.

5. Молчание – оно видится мне полнотой высказывания и лучшим способом присутствия в любом разговоре. Чем дальше, тем больше.

6. Москва – это, вообще-то, в моём случае синоним всего (даром что оно на другую букву). Это книга обо всём, которая растёт на глазах и пишет сама себя, которую читаешь всем телом, как слепец пальцами своего Брайля, всеми чувствами, включая обязательно шестое. Наверно, это глубже любви, сильнее любви, неотменимее её. Но это всё-таки она.

7. Мудрость – ох, люблю безответно и безнадёжно; точно знаю, что не достигну, но хочется же. Ту, которая – полнота понимания ещё, может быть, прежде умствований; которая знание-плюс-осознание-его ограничений; которая – родная и сиамская сестра глубины и непретенциозной крупности… Как её не любить, прекрасную? Но ещё пуще того, каюсь, люблю я – грешной, низкой, порочной, взаимной и вполне осуществившейся любовью – мудрствование (лукавое, а какое же ещё), мудрование, мудрёж и прочих незаконных однокоренных псевдоблизнецов Её, единственной. Они утешают в Её отсутствие и вообще веселят.

8. [бонус] Мяу – идеальное в своей универсальности слово в персональном лексиконе (да, Иосиф Александрович Б. тоже его любил; так что слово можно смело считать цитатой из него). Оно годится для выражения всех решительно душевных движений, особливо же – затем, чтобы снизить пафос, смягчить смущение и / или сократить дистанцию. За то и любим. Мяу.
yettergjart: (заморозки)
Телесное счастье проживания осени, единения с нею, естественной – без всяких усилий возникает, сама берёт тебя в оборот – гармонии с нею. Попросту – удовольствие от осени, одновременно и сложное, со всякими метафизическими уровнями, иносказаниями, подтекстами, и простое, щенячье, округло-цельное в своей простоте и щенячестве. Чувственная гармония с её мягким остывающим теплом, которое, в отличие от весны-обманщицы, ничего не обещает (даже смысла! – который вечно чего-то от человека требует ) – оно просто есть, оно – гармония само по себе.
yettergjart: (Default)
к тексту мира.

Для полноценности – полноты и объёмности, и внятной нюансировки – восприятия текста (актуально переживаемой части) мира к нему необходимы, как известно, гастрономические комментарии (правильный комментарий, как опять же известно, пребывая в интенсивном диалоге с текстом, выявляет его, подчёркивает его смысловой и чувственный рельеф, расставляет акценты): включение в это восприятие вкусовой компоненты и сопутствующих ей компонент ольфакторной, тактильной, колористической.

Опыт показывает, что наилучшие комментарии к тексту ранней осени – кабачки, тушёные в сметане с луком и помидорами (яркие красные акценты, золотистость лука как вторичная, сопутствующая колористическая нота, зелень укропа-петрушки, заостряющая интонации этого высказывания) и яблочный пирог-шарлотка (ранняя осень, сладкая сама по себе, прямо-таки требует в ответ себе сладкого высказывания). Ещё вариант адекватного сладкого ответа ранней осени – бутерброд (с участием непременно белого хлеба, но еретики допускают и чёрный, а иные на нём и настаивают) с маслом и мёдом. Но это комментарий более универсальный и ничуть не менее годится также и для глубокой зимы (совершенно не гармонируя, например, с апрелем и июлем). (Аналогичного состава бутерброд с вареньем - например, вишнёвым, - [именно в силу глубоко-бордового цвета его основной компоненты] адекватный ответ октябрю, но это отдельная история.
yettergjart: (пойманный свет)
Июль скатывается в последнюю предденьрожденскую декаду, наливается в ней золотистой сладостью, становится почти августом, немного даже сентябрём. Как компотная гуща на дне большой кастрюли в детстве (потом уже не были интересны и не практиковались ни компот из – хрустящее, пересыпающееся с тихим стуком слово - сухофруктов, ни гуща его; эта штука, да с белым хлебом – стойкий вкусовой маркер первых – огромных! - пятнадцати лет жизни) – сложно-радостная уже самим своим осенним цветом: прозрачно-коричневый разварившийся изюм, нежные дольки яблок с твердоватой шкуркой, дочерна густой скользко-липкий чернослив (скользко-липко, в ответ ему, и само его имя), сладко-рыжая расползшаяся курага (рогастое упрямое, упругое слово).

Ах, первофактура бытия.

Вот что-то такое делается с июлем, когда он наконец иссякает, когда он уже всем телом – незаинтересованным незаметно, чуткие заинтересованные только это и ловят - обещает осень. Оставшееся от него, концентрированное июльское бытие, сладость и спелость – можно и должно черпать ложкой.

На смену рыхло-рассыпчатой – не опереться, - сухо-воспалённо-красной цифре 53 идёт грубо-кирпичная, угловато-плотная 54 (блёкло-красный, блёкло-синий. Выцветшая вся, выгоревшая. Долго лежала цифирка на солнце жизни). Совсем чужая, внешняя, странная.

Господи, 54 – это же ответственность… не знаю даже какая, но ответственность – которой я, как водится, не соответствую.

Я не готова к этому возрасту.

Всякий раз тоска перед наступлением нового личного года – дней за десять уже начинает начинаться, время чем ближе, тем быстрее скатывается в его воронку, в последнюю неделю уже ухает вертикально вниз. Тоска ли, тревога ли, обе ли они вместе, неразличимые, неразлучные? – вдруг, вечно думаешь, будет теперь хуже прежнего, вдруг не будет получаться то, что получалось до сих пор? С нарастанием возраста, с увяданием и разрушением вероятность этого всё выше и неизбежнее. Понятно, что тем драгоценнее те участки существования, на которых хоть что-то ещё получается, но.
yettergjart: (копает)
…но пока этот гул есть – его надо слушать, слушать во все уши, всем (пишущим) организмом (потому что пишешь, знамо дело, всем телом, даже когда пишешь подёнщину, тем более, когда ничего другого и не пишешь). Он в некотором таинственном смысле всегда прав, совершенно независимо от того, понимаешь ты, почему это так, или нет.
yettergjart: (Default)
Он – бывший уже больше года назад – до сих пор всё ещё не выговорился, не выбредился как следует, не нашёл себе формулировок. И, как таковой, преследует, навязывается. Слишком превзошёл и ожидания, и заготовки пониманий, грубо со всем этим обошёлся, слишком не уместился в восприятие, слишком в нём своевольничал. Стамбул – город-передозировка, город-ожог, им отравляешься просто уже в силу концентрации (всего: и чужого и непрозрачного, и друг с другом несовместимого, и исторических времён, громадных их объёмов, которые в одной только Святой, великой, страшной, немыслимой Софии необозримы, а сколько ещё всего остального). Он разрывает воспринимающего на куски. Он травмирует обилием.

О, обилие немилосердно к человеку. Ему нет дела до человека: оно – о своём.

Город расползающихся, раздирающих восприятие швов. Ничто – мнится - не держится вместе, не образует того, что виделось бы пришельцу гармоническим, уравновешенным единством: ни Европа с Азией, ни турецкое с греческим, ни давнее с сиюминутным, ни удобное с неудобным, ни понятное с непонятным, - ничего, ничего, ничего.

Став чувственной реальностью, город (наверно, всякий город, хотя некоторые – в особенности) выбивает из равновесий. Что бы ни намечтывал себе человек (нет ведь слаще – и насущнее занятия, чем воображать себе недоступный мир и разные его части), он всегда намечтает и вообразит что-нибудь такое, что соразмерно с его возможностями и представлениями: из самого себя же делает. Город врывается в восприятие, нимало ни с чем не считаясь. Он криком кричит на человека, требуя его внимания – притом по-разному организованного - в разные стороны одновременно. Не знаешь, как уложить себя в него, согласовать себя с ним, – не умом (начитавшимся путеводителей), но по всему телу разлитым чувством, которому до путеводителей нет никакого дела и которое, на самом деле, одно только нас в мире и ориентирует. Вдруг застаёшь себя посреди такого города за стремительно, просто в авральном порядке, формирующимся пониманием того, что восприятие – это ещё и (да прежде всего прочего!) дисциплина, и аскеза, и самоограничение, вообще – тщательно выпестованный порядок чувств, что этот порядок только и спасает, что любая новая совокупность впечатлений может ведь и разрушить его, растоптать, порвать на куски – и будешь стоять растерянный, безоружный, беззащитный.
yettergjart: (Default)
…кроме всего прочего, счастье не имеет отношения к жизненным обстоятельствам – никакого вообще. То есть, оно может, конечно, это отношение иметь, но исключительно по собственному вольному выбору. (Вообще-то оно просто накладывается на эти обстоятельства, взаимодействует с ними и задаёт им толкование.) Оно – состояние неконтролируемо-психосоматическое, возникающее по своим собственным неисследимым причинам.

Понятно, что уже хотя бы поэтому обольщаться им – делать из него, в частности, какие бы то ни было далеко идущие выводы - не следует. Но оно и не для выводов. Оно просто для того, чтобы его проживать – и отпускать, когда прекращается.

Господи Боже, не то же ли самое относится ко всем – не без исключения ли? - прочим состояниям?
yettergjart: (Default)
Она же и антропология вещи

В отношениях человека и предметов, несомненно, есть этика (об эстетике и не говорю, её там сколько угодно), и важнейший её компонент – благодарность предмету.

А то даже и целому классу предметов.

Толстые блокноты (особенно в мясистой толстой, кожистой обложке) сами по себе – обещание смысла и даже активные его провокаторы. Смыслообразующие процессы запускаются в активном – в том числе тактильном - взаимодействии с ними.

Они воспитывают возникающую мысль, уча её не торопиться, быть последовательной, существовать в контексте (в том числе – неожиданном; преимущественно неожиданном, ведь задача Больших Блокнотов – собирание импровизаций, уловление летучего) – которым обращивает её сам объём блокнота, куда много чего, пока он не дописан, успевает написаться. Они – пластическая школа и тренировочная площадка одновременно последовательного и парадоксального.

Read more... )
yettergjart: (Default)
Вот и прошла Земля полный оборот вокруг Солнца с тех пор, как я, замирая от собственной дерзости и страхов перед будущим, переступила порог редакции журнала «Знамя» в неведомом для себя качестве его сотрудника. Боялась очень; теперь боюсь меньше. Велик ли толк от меня там, Бог весть, но я очень благодарна «Знамени», самому редакционному пространству, чуть ли не самим его запахам за прошлогоднее неповторимое, невозможное, казалось бы, на 53-м году чувство радикального начала, отроческой неготовности и безопорности, удивлённости и удивляемости, неосвоенного будущего и – кто бы мог подумать – перспектив. Абсолютно бесценная штука, независимо от степени её иллюзорности.

Это было, во всяком случае, мощным инструментом обновления (тонизировало уже чисто соматически) и очень добавило мне вещества жизни в этот год, полный смертями вообще, смертями близких людей в особенности и знание-сильским убыванием жизни – в частности. Это дало почувствовать, опять-таки независимо от степени иллюзорности этого (чувства всегда настоящие), что моя жизнь – не послесловие к самой себе, а просто – жизнь, что её много.

Право, за это стоило и стоит заплатить и нервотрёпкой, и бессонными ночами, и чувством собственной беспомощности и никчёмности, и неразделимыми, как сёстры-тяжесть-и-нежность, стыдом и виной, и сестрою их тревогой, да чем бы то ни было.

Зато теперь у нас с журналом «Знамя» есть общие воспоминания и общее прошлое. Это объединяет, как, по моему разумению, (почти) ничто другое.

Read more... )
yettergjart: (Default)
В общем-то, по-настоящему, делать надо то, что вызывает чувственный трепет (сказала бы – «только то», но это уж утопия). Даже если ты этого (ещё) не умеешь или не понимаешь. Понятно, что это относится не только к работе, но ко всему вообще, к чему бы то ни было.

Чувственный трепет, конечно, никакая не гарантия ни того, что всё хоть как-то получится, ни тем более того, что «всё» будет получаться хорошо. Но он точно будет тянуть, когда получаться не будет.
yettergjart: (Default)
И ещё есть люди, от самого факта существования которых на свете, от одного только осознания того, что они существуют, - становится легче и крупнее дышать. Чисто физиологически даже (ну, человек - цельное существо, даже в разладах цельное, и все его смыслы проживаются соматически).

Они укрупняют существование, да; снимают с него внутренние оковы; но прежде прочего они укрупняют и внутренне расковывают существование тех, для кого почему бы то ни было важны.

Конечно, хочется связать это с личностным масштабом (и воспринимаемых – и, наверно, немного даже воспринимающих: надо ведь вместить), но думаю всё-таки, что ничего совсем уж объективного в этом нет.
yettergjart: (Default)
Есть города, самого воздуха которых не хватает для полноты жизни, для полноценной, так сказать, экзистенциальной динамики, самого, только в них бывающего света. У меня, пожалуй, по большому счёту такой только один (Москва не считается, она – условие всех условий и точка всех отсчётов, с ней – телесное тождество, куда ни отправься – всюду везёшь её с собой): Петербург – с его каменностью, сыростью, зябкостью, жёсткостью, тонкостью, требовательностью, надменностью, - со всем, что составляет действенный противовес московской разлапистой (равно необходимой – но очень нуждающейся в корректировке) эстетике, пластике и хаптике. (Остальным любимым городам я просто рада, хоть бы и изо всех сил рада, а этого не хватает в психосоматическом составе. Безвылазным, но остро нуждающимся москвичам я бы выдавала его в таблетках.)
yettergjart: (Default)
Не хочется ещё просыпаться из зимы. Тянет в зимнюю ограниченность (закутанность в зимние границы), зимний уют, зимнюю твёрдость очертаний мира. Зажмуриться. Задёрнуть шторы. Весна с её раздиранием покровов мнится насилием над естеством.

Никуда не ушло ещё и не собирается – телесное чувство зимы, её нужности и возможности, медленного, медленного разворачивания зимней программы существования. Не отработана эта программа ещё, не вычерпаны её ресурсы. Они у неё богатые.

Господи, как много, как избыточно много говорит человеку о нём самом одна только смена времён года с её неминуемостью (что уж говорить о более неминуемых обстоятельствах). Каждое время года – тип организации жизни, организации человека и вне, и внутри. Способ порождения смыслов. Способ быть человеком.
yettergjart: (toll)
Сам процесс писания ручкой по бумаге, вовлечения в этот процесс всего психосоматического состава, - жизнеутверждающий. Противостоишь хаосу прямо осязаемо.

(С компьютерным печатанием, при всей его несомненной [психо]соматичности, такой полноты вовлечения и тонкой подробности нет, это процесс существенно более техничный - и более прямолинейный, плоский. Может быть, даже более умозрительный.)

Ну, двинулись в новый рабочий год, в бесконечную космизацию некосмизируемого хаотического. И да пребудут с нами жизнеутверждающие процессы и их осязаемые результаты.
yettergjart: (tapirrr)
Да, больше многого (не скажу, что больше всего, но точно больше многого) хочется провести новогодние каникулы за письменным столом, вмещающим в себя, как известно, все времена и пространства. (Или на диване с книжкой / ноутбуком, что почти то же самое, просто письменный стол дисциплинирует, иногда это надо.) Но мне ли не знать, что лучше всего - неожиданнее, парадоксальнее, точнее всего - думается, пишется, чувствуется и воображается (да и читается, поскольку от чтения все эти сладостные процессы не отделимы и даже в него по определению встроены) в автобусах, поездах, самолётах, на вокзалах и в аэропортах. В метро и электричках, в конце концов. Дорога - орган мышления, продолжение (и усиление) тела (которое, само собой, - тоже условие мышления) и мозга.

Надо будет об этом задуматься.
yettergjart: (toll)
Некогда случилось мне думать - и даже писать здесь - о том, что, тоскуя по человеку, невольно или даже намеренно начинаешь, ens scribens, воспроизводить особенности его почерка в собственном - и тем самым восстанавливать его, утраченного, в себе, переживать его собой как целостным инструментом переживания и в каком-то смысле - телесно отождествляясь - становиться им. - Но верно и обратное. Случайно узнав в своём почерке - корабле весьма дальнего плавания, много чего подхватившем на борт за годы странствий - автоматически уже воспроизводящиеся, вращенные в себя движения некогда столь важных для тебя рук - заново запускаешь в себе воспоминание-тоску, тоску-воспоминание (потому что эти два компонента единого чувства, по моему разумению, не существуют друг без друга).
yettergjart: (sunny reading)
Вот теперь самое время начитывать себе Стамбул, обращивать его смысловыми, неочевидными внутренними объёмами: когда в глазах стоит чувственная картинка, пусть не ведущая в глубину (и не должна, у неё другие задачи), - она создаёт основу, на которой крепится и надёжно удержится вместе, срастаясь в цельность, всё умозрительно прочитанное, - создаёт смыслам насущную соматику.

Посему, уработавшись в дым, улягусь я на диван читать книжку Сергея Иванова «Прогулки по Стамбулу в поисках Константинополя»: она дождалась своего часа.

Иванов_Стамбул2.jpg

December 2019

S M T W T F S
1 2 3 45 67
8 9 10 11 12 13 14
15 16 17 18 19 20 21
22 23 24 25262728
293031    

Syndicate

RSS Atom

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jul. 10th, 2025 10:28 pm
Powered by Dreamwidth Studios