Письма никому

...где я так счастливо была несчастной.

Разгребала книжные пласты, ищучи книгу, о которой даже не помнила, есть она у меня или нет. (Помнила только внешний вид и отыскала вместо того её сестру по серии. Начало 90-х, забытая и очень памятная лавка «Интербук» у Исторички, в подземелье. Искомого издания, похоже, таки нет, хотя я пока не везде посмотрела, есть ещё три интересных шкафа.) Хлеще того, я её даже читала, но не помню, своя она была или чужая, ибо перечитано было и того и другого на незабвенном рубеже восьмидесятых-девяностых в нерационализируемом и дико-во-все-стороны-торчащем избытке. (Мораль о том, что культура, а, следственно, и возможность полноценного культурного участия – это форма и система связей [а заодно и чувство масштаба явлений, эдакий внутренний глазомер, хищный глазомер простого столяра], я себе уже не раз читывала, так что повторяться не будем. Да, чем дольше живу, тем больше источников смысла и интенсивности открываю в том куске жизни, переживавшемся как очень смутный, полный внутренних темнот [говорю же, прошлое – созревает]). Но отдаю себе отчёт и в том, что комками начитанное тогда - никакое не образование и не образованность, нет, конечно, - это всего лишь спроецированный на книги тяжёлый и слепой витальный избыток, тёмный эрос – того порядка эрос, что отвечает за отношения со всем мирозданием [но – со всем человеческим мусором, понятно: с жаждой самоутверждения, например, включая вполне мелкие амбиции типа желания производить впечатление и выглядеть гораздо интереснее, а ещё лучше того – значительнее, чем NN, QQ или ZZ; изживанием недостаточностей и уязвлёностей, и т.п.]. Это – такая боль, пережитая в книгах, в форме их чтения: библиоалгИя, алгобиблИя).

Ну, попутно ещё разные книжки, конечно, нашлись, но это даже не самое сильное.

Самое же потрясающее, что в старых книжных полках живы прежние запахи (не говоря о физической оболочке книг, фактуре и сообразной времени потёртости их переплётов, виде их страниц, форме их шрифтов). И вот они-то возвращают растерянному человеку всю, в мельчайших подробностях, включая забытые, - совокупность ушедшей жизни. Она вся оказывается СЕЙЧАС, между ней и тобой не обнаруживается никакой дистанции – прежняя беззащитность перед ней, и страннее всего – то, что время вообще существует.

Побывала я сегодня ещё и в Ленинке (это которая нынче РГБ), несгораемом ящике чего-только-не, - и получила (как ни удивительно) совершенно противоположный опыт: опыт приведения всего собственного существа в большой стройный порядок, спокойный, суровый, несуетный, просторный, - опыт вневременного. В Ленинке это было всегда. Библиотека – гигантское устройство по гармонизации человека ну пусть не с мировой культурой, но хотя бы с проекцией этой мировой культуры в культуру, родную и, так сказать, «соязычную» для этого человека; библиотека, особенно большая – это телесно переживаемый опыт универсальности. Она, прости Господи, космична. А библиотека домашняя, слепок с твоей хаотичной, будь она неладна, персональности и личной истории, окунает тебя с головой, как котёнка, в твои собственные темноты и провалы, надежды и иллюзии, в их режущие осколки.
( Следы кошачьих в мировой культуре )