Письма никому

Вообще же самое лучшее, самое точное состояние (ну ладно, одно из – но из самых-самых) – когда сидишь в тёмной комнате, на столе горит лампа, за окном темно, вокруг вообще темно – и мир дан только как воображение, зато огромный и весь, и уж в этом-то виде он дан – жарче некуда. – Уже хотя бы ради одного только этого стоит работать. (Сама-то работа, в сущности, - только повод. Инструмент – он и есть инструмент.)

(Психологические периоды – а может быть, и возрастные этапы - в жизни человека определяются, в числе прочего и не в последнюю очередь, его взаимоотношениями с предметами ближайшего обихода, - поскольку предметы по-разному его настраивают, способны служить в разной степени осознанными средствами такой настройки, - и если это, например, человек, регулярно практикующий письмо, - то и с предметами, в эту практику вовлечёнными.)

Теперь снова – как много лет назад: в отрочестве, в средней молодости, - хочется писать чёрными чернилами, хотя бы и гелевыми – исключительно из соображений правильной настройки себя на мироздание. Синий шарик и синие чернила кажутся слишком приблизительными, легковесными, не концентрирующимися на сути дела и не ухватывающими её – уже на досмысловом, «базовом» уровне. – А хочется точности. Хочется, чтобы не пропадала – не будучи точно ухваченной – широко понятая материя мира.