Письма никому

С течением времени всё больше занимают меня несловесные формы рефлексии в частности и несловесные – и досмысловые, предсмысловые – формы существования вообще.

(С другой стороны, рефлексией, пересматриванием и прояснением – до режущей ясности – собственной жизни оборачивается всё, что угодно, вплоть до переписывания телефонной книжки: что ни имя – то жаркий ком жизни, жаром обдаёт, даже если с человеком как таковым не было существенных взаимодействий: тянется за переписываемым именем весь пласт жизни, в которые этот человек был вплетён, со всеми ниточками-корешками. Жизнь на каждом шагу напоминает о собственной нерасторжимой цельности, заставляет её пережить.

И да, выговаривать это, раскладывать это на слова – не хочется, хочется умолчать, вмолчать в себя глубже: так, мнится, красноречивее. Так – подробнее.)

Не стану говорить, что это – усталость от слова и смысла (хотя иногда думать так хочется), - скорее, всё-таки, внимание, наконец, к тому, что долгие десятилетия оставалось без достаточного внимания. В конце концов – тоже в угоду слову и смыслу, которым никуда не деться от доминирования.

(Внимание к слову, цепляние за него, вымучивание его из себя любой ценой теми же самыми долгими десятилетиями стимулировалось с отрочества идущим навязчивым страхом «деградации» и «отупения»: необходимо-де всё время заострять, усиливать себя словом, иначе сгладишься и перестанешь быть. Понятно, что таким образом пережитая потребность в слове – не что иное, как одна из масок – вполне прозрачная – страха смерти. И недоверия к миру – а, кстати, и к себе – что, в общем, тоже один из обликов всё того же самого. Если жизнь – усилие (а слово, выговаривание – ещё какое усилие), то отсутствие усилия – сами-понимаете-что.

Значит ли это, что вхождение в смерть – окончательный акт доверия миру, окончательный отказ защищаться от него, проводя между ним и собой границу, поддерживая её усилием?)

Во всяком случае, едва ли не любые формы дословесного, не оформленного в слова, не уловленного словом (мир-ловил-но-не-поймал) существования воспринимаются нынче как чистый воздух.