О счастии

И лишь римское метро своей мучительной убогостью (совершенно свободное от эстетических задач, подчёркнуто сведённое к одним техническим, оно настолько противоречит общему замыслу города, что непонятно, как оно тут, такое, вообще возникло – и это при моей-то любви к метрополитенам. Из него сказочная, мифологическая компонента, присущая метрополитенам, кажется, органически, порождаемая ими на ходу – совершенно изъята, тщательно из него вычищена. Как будто оно – часть проекта по демифологизации мира.) удивительно контрастирует с роскошным, щедрым городом, несомненно созданным для счастья. Если бывают города, созданные для счастья – то это вот как раз такой.

Мнится: живущий в Риме учится счастью – как полноте жизни – бессознательно, физиологически.

Он, конечно, укладывается в основные схемы ожиданий европейского человека (ну, человека с европейским зрительным опытом), но он их как-то существенно модифицирует – сильно-сильно разогревает и плавит. – Зрительный опыт Рима – горячий. (Обжигает сетчатку! – тот самый золотой пятак, неразменный, которого несомненно должно хватить на всю длину потёмок.)

Он производит впечатление неисчерпаемого. Он совершенно не способен надоесть, он этого не умеет. Он просто создан для того, чтобы быть всегда: его бытийного потенциала на это как раз хватит.

И ещё: Рим отучает торопиться (и это при том, что по его улицам как сумасшедшие, в масштабах и количествах, не сопоставимых с московскими, носятся мотоциклисты! Это, наверно, явления разного порядка: можно бешено носиться по городу – и ни-ку-да при этом не торопиться!). В Риме надо существовать медленно. Он так обилен и щедр, его так много, что он уже одним своим существованием даёт понять: ВСЕГО всё равно, при таком-то обилии, не успеешь – но то, что тебе в любом случае достанется, - непременно будет крупно, тягуче, драгоценно и золотисто. Существенное тебя не минует: оно везде. Оно разлито в воздухе. Только вдыхай.

Из Рима невозможно уйти с пустыми руками и глазами: просто посмотревший на него уже будет обескураживающе богат, а просто пошатавшийся по его улицам – тем более.

И нет смысла беспокоиться о том, вместишь ты это или нет: непременно вместишь – Рим сам создаёт себе место в тебе, он в этом опытен. Ему надо просто довериться (тот предельно внятный случай, когда ОН уж точно лучше знает).

Среди тех многочисленных уроков, которые Рим – совершенно не дидактичный – даёт человеку, есть и урок открытости и доверия.

Видимо, поэтому, при всей динамичности Рима, в нём на удивление, непривычно и нетипично для московского смятенного человека, - спокойно. Глубинным, основным спокойствием, по отношению к которому все другие душевные движения более поверхностны – и более эфемерны.

О цельности

Ещё города различаются по открываемой каждым из них внутренней перспективе – по широте распахнутости внутреннего зрения, которую (и широту, и распахнутость) они создают. – У Рима она необозрима. Рим – пространство для роста, причём для широкого, спокойного, несуетного.

Есть города для преодоления. Рим – город для взаимодействия (и, говорю же, - открытости и доверия).

Рим – город не для интеллекта, не для чувственности, не для воли, даже не для эстетического восприятия: он для человека в целом.

Весь Рим – урок цельности.

Вот можно ли быть гармоничным, будучи таким эклектичным, перемешанно-разнородным, пёстрым и до взбалмошности подвижным? – Он умеет. Как ему это удаётся – уму не постижимо. (Я же говорю – он не для ума. Он – для цельности, для схватывания цельностью.)

Прежде всего Рим делает с человеком вот что: человеку хочется жить. Не обязательно даже в Риме – жить вообще, жадно, с удовольствием и радостью (в чём точно нет никакого поверхностного гедонизма, - да, гедонизм есть, но он не поверхностный, - в Риме это глубоко).

Обычно, воображая свою возможную жизнь в разных случающихся со мною городах, я непременно проектирую себя в них интеллектуалом-книжником – меня как-то само в это сволакивает, и вообще это кажется самым интересным.

И только в Риме мне хочется и кажется запросто возможным быть «просто человеком», человеком вообще, кем угодно: хоть торговкой овощами.

(Это именно римское, а не итальянское: в Венеции мне тоже хотелось быть интеллектуалом, а всё остальное чувствовалось недостаточным.)

И о сумасшедших прожектах

Кроме того, завтра, нечеловечески ранним утром, мы надумали отправиться в Милан, оттуда – в Болонью, оттуда – в, страшно вообразить, Флоренцию, а оттуда уже вернуться в Рим.

Мы были бы не мы, если бы немедленно не упёрлись в Непостижимые Трудности. При попытке забронировать гостиницы в Болонье и Флоренции мы не получили оттуда подтверждений о брони, что обычно (судя по нашему скудному опыту) происходит всегда и сразу. = Если флорентийская гостиница написала что-то типа «спасибо, забронировано то-то и то-то, на такой-то срок» и т.д. на своём сайте, через который мы и бронировали, - то болонская не прислала ничего, потому что нас дёрнуло её бронировать на русскоязычном сайте с весёлым названием Островок. Островок радостно поздравил нас с фактом бронирования в самых общих словах – и всё, ни фамилии тебе, ничего, никаких данных. Написали в гостиницу с вопросом, получили ли они заказ. Гостиница не ответила. Ходим кругами по потолку, готовимся ночевать на вокзалах, размышляем о том, как это романтично. В общем, всё совершенно в порядке вещей!