Письма никому

Пересматривание старых фотографий - экзистенциальная, аутопластическая практика, упражнение в благодарности, смирении и любви.

Проживание пространств – особый способ работы с бытием. = А что экзистенциальная практика (то есть – работа с самим собой), так это несомненно: ездить, перемещаться по свету стоит уже хотя бы затем (минуя «впечатления» и т.п., не говоря о «релаксации» - какая там релаксация, когда чужое вокруг, тут только держи востро ухо и глаз, - релаксация – это дома на диване за письменным столом) - чтобы выявлять собственные истинные границы, отдирать себя от пейзажей там, где мы имеем тенденцию сливаться с ними, срастаться с ними. Практика добывания себя - нерастворимого.

Чётко знаю, что, живучи в Красных Домах с того самого шестьдесят пятого незапамятного, жизнеобразующего года, я сливаюсь с пейзажем до неразличимости, образую одно большое тело с ним, поэтому любая попытка оторвать себя, особенно всерьёз и надолго, от этого праматеринского лона приводит к своего рода депривации, абстинентным ломкам. = Тем более имеет смысл себя отрывать и уводить: выработка пластичности, замена ею – ломкости и хрупкости заизвестковавшихся, кальцинировавшихся душевных костей.

Ещё: сливающийся с пейзажем, адаптированный к собственным привычкам человек не замечает, или почти, собственного тела – слишком уж тут всё приноровлено к его потребностям, привычкам, внутрь встроенным ритмам. Выдравшись из родимых обстоятельств, практически (и, как правило, с неприятным удивлением) обретаешь тело заново – во всех его тяжестях и неуклюжестях, во всех твоих запущенно-невыполненных ответственностях перед ним.

Не говоря уж о том, что работа, вовлечённость в связанные с нею обстоятельства и обязательства сама по себе делает жизнь настолько плотной, интенсивно-уютной, тесно обжитой – гнездо по точной твоей форме! – что выдираешься из этого не иначе как с внутренним сопротивлением: без этой плотной сплетённости всего – неуютно, холодно, пусто, - болтаешься в раззёвывающихся пустотах бытия, которым заботливая работа не поставляет сию же минуту надёжное заполнение (что-то вроде автоматической кормушки). (Всё-таки, чёрт, до чего я уже себя довела: только работая как можно беспросветнее, чувствую себя человеком, достигаю нужного – высокого – градуса экзистенциального напряжения, - без которого, конечно же, никак. Мне неустойчиво без этого, как без родительской поддержки – простого обнадёживающего родительского присутствия – в детстве. – Вот же, инфантильность способна спроецироваться на что угодно. Взрослый – [мнится] - максимально независим, или умеет себя таковым делать. Даже, наверно, от того способен он [по идее] быть независимым, что чувствуется ему очень-очень важным. – А взрослые вообще бывают??..)

Csak innen el, innen el*.

* «Лишь бы прочь отсюда, прочь отсюда» - цитатка из Кафки, читанного мной в венгерских переводах на очень сквозняковой заре юности и так и оставшаяся в моей голове в этой именно форме. Пусть в этой и будет.

В общем, вся жизнь как-то строится так, будто она – постоянное намывание золота – крупинками, крупинками - из рассыпчатой породы бытия. При ясном понимании того, что на самом-то деле никакой пустой породы нет.