До самого горизонта

Ранняя старость (грозовое время – не хуже молодости: ну да, молодость старости, новые нехоженные, необмятые тропы) – столкновение двух атмосферных фронтов, двух состояний воздушных масс: воздуха горячего и холодного, - (привычной с начала жизни – вот и воспроизводится автоматически, не заботясь о том, не исчерпала ли уже она свои ресурсы) раздирающей страсти по миру, жарко-чувственной – как всякая страсть, по присутствию в нём, по овладению им, по подминанию его под себя – ррррр, кто говорит о результатах, единственно ради процесса, сладостного процесса, самоценного процесса – и потребности в большом гулком молчании. В огромной – до самого горизонта, просторной, оглушительной тишине. Включая, разумеется, и деятельностное молчание, - да его в первую очередь.

О, у усталости свои наслажденья – и не менее огромные (и не менее требовательные!), чем у полноты сил.

Яркие, пылающие краски осени.

Медно-красное, медово-медленное

О, старинная живожурнальная забава, сладостное отвлечение от обязательного, сочное прорастание нежданного – флешмоб, помнит ли кто тебя ещё? Есть, есть верные сердца, которые помнят! - и вот в рамках флешмоба о семи любимых предметах на заданную букву щедрый haydamak выделил мне буковку М. Ясно же, что любимого и важного на эту букву куда больше, но тем и прекрасен флешмоб, что надо укладываться в рамки и отбирать, а то ишь.

(Что же, и ( Read more... )

М, медно-красная, медово-медленная буквица, морковно-сладкая, мясистая, аккуратная, терпеливая, собирающая – и при этом плавящаяся, текучая. Плоская. Звук, ею обозначаемый, в общем-то горизонтален. Правда, жаркое, крупное, в самую сердцевину бьющее слово Magyarország тоже начинается на неё, прекрасную (и там она жгуче-кирпичная, грубоватая), но мы на сей раз обойдёмся русскими звуками.

1. Малое. Контрабандой протащу сюда и мелочи – не совсем синонимичные ему, но, понятно, глубоко ему родственные. – Малое с его смирением и терпением, мелочи с их внимательным вбиранием в себя полноты мира – которую в каждой из них можно пощупать; мелочи – секундные стрелки бытия, показывающие, может быть, самое точное и самое драгоценное кго время, потому что – самое (казалось бы) быстротечное. Но именно что казалось бы: уходящую жизнь вернее и неожиданнее всего сберегают в себе именно они – и через них с нею, исчезнувшей, можно контактировать напрямую. Просто проживать её снова. Они очень чутки к человеку, создают вернейший его слепок, поэтому, если нужно кого-то почувствовать, - как же не через них?

2. Медленность – наилучший режим взаимодействия с миром. Да и с самой собой. Лучшая скорость (а ещё лучше - её отсутствие), на которой вообще можно что-то разглядеть.

3. Меланхолия – а она тот модус отношений с тем же самым миром (и с самой собой заодно), который чувствуется наиболее честным и самым адекватным. Ей и предадимся.

4. Молескины – под этим именем протащу я в список, опять-таки несколько контрабандой, толстые мясистые карманные блокноты размером в ладонь, с твёрдой обложкой: идеальная среда для размножения и проращивания мыслей и предмыслий. Но о да, молескины, с нежной тонкой линовкой, со страницами цвета топлёного молока (а не этого вот кричащего белого)... это любовь. Чувственная и порочная. И даже где-то разврат.

5. Молчание – оно видится мне полнотой высказывания и лучшим способом присутствия в любом разговоре. Чем дальше, тем больше.

6. Москва – это, вообще-то, в моём случае синоним всего (даром что оно на другую букву). Это книга обо всём, которая растёт на глазах и пишет сама себя, которую читаешь всем телом, как слепец пальцами своего Брайля, всеми чувствами, включая обязательно шестое. Наверно, это глубже любви, сильнее любви, неотменимее её. Но это всё-таки она.

7. Мудрость – ох, люблю безответно и безнадёжно; точно знаю, что не достигну, но хочется же. Ту, которая – полнота понимания ещё, может быть, прежде умствований; которая знание-плюс-осознание-его ограничений; которая – родная и сиамская сестра глубины и непретенциозной крупности… Как её не любить, прекрасную? Но ещё пуще того, каюсь, люблю я – грешной, низкой, порочной, взаимной и вполне осуществившейся любовью – мудрствование (лукавое, а какое же ещё), мудрование, мудрёж и прочих незаконных однокоренных псевдоблизнецов Её, единственной. Они утешают в Её отсутствие и вообще веселят.

8. [бонус] Мяу – идеальное в своей универсальности слово в персональном лексиконе (да, Иосиф Александрович Б. тоже его любил; так что слово можно смело считать цитатой из него). Оно годится для выражения всех решительно душевных движений, особливо же – затем, чтобы снизить пафос, смягчить смущение и / или сократить дистанцию. За то и любим. Мяу.