Трудофф плоды:

[О книгах:

Зиновий Зиник. Ермолка под тюрбаном. – М.: Издательство «Э», 2018;

Евсей Цейтлин. Послевкусие сна: Из дневников этих лет. – Киев: Мультимедийное издательство Стрельбицкого (ИД «Авалон-Альфа»); Chicago: Insignificant Books. [б. д.; электронная книга];

Иван Квас. Некошерные дела / Перевод с венгерского П. Борисова. – М.: Три квадрата, 2018;

Александр Милитарёв. Охота за древом: Стихи и переводы. – [б. м.]: Издательские решения, 2018. ]

// Еврейская панорама. - № 6 (48). - Июнь 2018.

…нет, лучше всего - о работе*

(*об универсальном иносказании всего. О том мидасовом золоте, в которое, у некоторых людей при некотором душевном расположении, обращается всё, за что ни ухватись.)

…а на самом-то деле пуще всего хочется рабочего отпуска: такого, чтобы никуда не ходить (тем паче – не ездить: недопустимое, мнится, разбазаривание бытия), ничего больше не делать, кроме одного только: сидеть и писать, доделывать хронически недоделываемое, накопленное в удушающих, отрицающих личность масштабах. Сидеть, никому и ничему не показываясь, и тихо, терпеливо, внимательно, - даже не противостоя иным соблазнам, а вовсе не заботясь о них – разгребать заросшие, запущенные конюшни своего существования.

Не столько эти обязательства многочисленные съедают мою жизнь, сколько хроническое их невыполнение – и чёрный, чёрный, чёрный огнь вины по этому поводу.

В который так сладостно уйти от всего остального, что, неотменимое, претендует мучить и сжигать, - да и сгореть там по собственному выбору.

Как бы двойного бытия

…а есть города, созданные нарочно для их идеализации со всеми её преувеличениями, слепотами, незамечаниями очевидного, отрывами от так называемой эмпирической реальности (реальности ведь всякие бывают, эмпирическая – та, которую возможно пощупать и исчислить, только одна из них, а есть и символическая, и эмоциональная, да мало ли какие ещё). Просто потому, что человеку и такое отношение тоже нужно для полноты человечности. Рационального понимания одного мало, в нём задохнёшься.

(Чуть излишне говорить, что для меня, недостойной, такой город для идеализации, домысливания, дочувствования, для повышенной внутренней интенсивности, город персональной, чувственно проживаемой вечности, опыт которого для той же полноты человечности необходимо повторять, повторять, повторять, – Петербург. Чуть излишне, но всё-таки – зная смысл в повторениях - скажу.)

Впрочем, может быть, для домысливания и идеализации – наряду с рациональным пониманием, параллельно ему, вопреки ему, в интенсивном диалоге с ним – создано вообще всё сущее. У всего, на что ни посмотри – неразъемлемо-двойное назначение. В этом смысле тот же Петербург ни от чего сущего под небом принципиально не отличается, кроме одного: высокой его интенсивности, адресованной тем, кто к ней, вот именно к этой интенсивности именно этого города, особенно и жадно восприимчив. Например, мне.