Предотъездная лихорадка-2: Накопление подтекстов

Люблю ездить, не люблю уезжать.

Уезжая, сбрасываешь с себя обжитое, защищающее (пусть иллюзорно! какая разница) пространство как огромную шкуру.

…вот ведь что: в Москве, то есть в «своей» среде – принципиально выше процент «символических» действий, то есть переживаемых как таковые. Символическая насыщенность существования гораздо выше; у всякого действия заметно больше «вторых», «третьих» и т.п. планов. Не просто, скажем, проходишь по двору, но - так, как проходила в 1994 году, вспоминая о том, что говорилось вот здесь в 1981-м, а при этом отзывается тебе и то, как тебя тут проводили за руку в 1967-м… - и все эти времена – вот они, все сразу, здесь и сейчас, и образуют сложные оптические комбинации. Заново проживаешь пласты своих прожитых здесь чувств, заново примериваешься к ним, с изумлением открываешь, что кое-что видится теперь иначе, а что-то и вовсе не вспоминается, а что-то ещё, напротив, приобрело такую значимость - хоть зажмуривайся. - «Своя» среда впитывает, как губка: в ней непрерывно происходит накопление подтекстов и вообще осмысленный (независимо от степени своей актуальной осознанности) диалог с бытием. Существование в целом красноречивее, я бы сказала.

«Чужая» среда для нас нема, или мы способны расслышать в ней только самые общие и самые грубые сообщения, окрики, сказанное в лоб. - «Своё» - царство оттенков, нюансов, обертонов, намёков.

«Собственный» город – жирная почва, на которой всё время растёшь. Эту почву невозможно истощить: она всё время обогащается, нарастает. Чем дольше живёшь в городе, тем больше есть что ему сказать (и о чём с ним помолчать, естественно).

Каждое движение здесь, по видимости лёгкое (потому что автоматическое: ну кто думает о том, как он спускается по лестнице или вызывает лифт, как привычно срезает дорогу через школьный двор, как ходит через ту, а не через эту арку, потому что так однажды пошли в 1983-м – и с тех пор, в память об этом, традиция?), на самом деле многократно утяжелено, ибо облеплено ассоциациями, памятью о многочисленных своих повторениях, обременено далеко вглубь уходящими корнями. В «чужой» среде мы выполняем в значительном объёме «голые», едва ли не асемантичные действия, - точнее, с одной только «прямой» семантикой, почти без подтекстов.

Отношения со «своим» городом, тесно вплетённым в личные смыслы – принципиально незавершаемый гештальт, принципиально открытая структура: всегда может быть что-то добавлено, и оно непременно закрепится здесь на уже накопленной основе – весь город работает как собирающая матрица личного опыта. В точности как ремонт, отношения с ним невозможно закончить – только прервать, всегда недосказанными, всегда на полуслове – и всякий перерыв будет болезненным по определению.

В одно тело же с ним срастаемся.

(Я тут взяла да написала текст, ожидавший своей участи больше 22-х лет – с весны 1989-го. И так, оказывается, бывает. Бог даст, он даже и выйдет, ибо под него совершенно нежданно случился социальный заказ [А не выйдет – ну и неважно, главное, что оно написано и можно будет где-нибудь вывесить]. - Это – в дополнение к нему, уже написанному.)