Скажи миру «нет»

[yettergjart]

Думала: юность (дурнохарактерное негативистское отрочество, капризная, хандрючая подростковость) и старость (ворчливое угасание) – два разных, но очень друг другу родственных способа говорить миру «нет». В юности и в старости мир мешает, - он – скорее бремя (иной раз и вызов), чем партнёр по взаимодействию, соучастник (сообщник!) по диалогу, собрат по играм. Но у юности и старости есть своя правда, они обе «оптичны»: обе заостряют взгляд на нелепостях и чуждостях мира, на своей неполной принадлежности ему, на его беспросветностях и безнадёжностях, - они это лучше видят просто потому, что более «средних» детей и «средних» взрослых к этому восприимчивы. (Разве что стоит помнить, что эта правда ограничена, как и всякая другая. Но она есть.)

Это всё я подумала, застав себя за внутренним (уж конечно, старческим) ворчанием о том, что-де массово популярные ныне «путешествия» - это всего лишь превращение иных городов и стран в (яркие дорогие) игрушки, в предметы для собственной забавы и услады, в предмет гедонистического потребления (что-де, конечно, и унижает сам предмет, и потребляющему пользы не приносит).

На самом-то деле узко и глупо осуждать гедонистическое потребление, поскольку оно, притом со всей его слепотой и поверхностностью – мощный источник полноты и интенсивности жизни. Будь оно, допустим, более зрячим, более глубоким – то была бы просто совсем уже другая история. И «задач» бы своих – своих, прости Господи, функций в создании общей динамики жизни, общего её динамического неустойчивого равновесия, - оно бы не выполняло.

Не говоря уж о том, что и драгоценное «нет» миру выполняет свою незаменимую функцию. Оно работает на неполную принадлежность миру, которая в юности очень спасает от зависимости от него, всевластного и в общем-то к нам безразличного, а в старости – понятно, на что: на блаженное окончательное отпускание всего и освобождение.