Письма никому

А вообще-то мне кажется, что из всех разновидностей зрения и внимания лучше всего развито у меня зрение боковое, восприимчивость не к основному сюжету происходящего, а к его подтекстам (причём, боюсь, не столько к собственным его подтекстам, сколько тем, которые я в него сама же и вкладываю – для его персонального расширения, так сказать), к необязательному, неочевидному, побочному, служебному и мимолётному, разбухающему иной раз до самостоятельной тематической линии или даже до целого их пучка; не к настоящему, а к прошедшему, несбывшемуся, невозможному. Так из всей истории – из всех историй, сюжетов и ситуаций, связанных с тем, что осенью 2016-го вышла у меня первая в России книжечка – от гордости, казалось бы, лопнуть, - но нет, - запомнилось мне более всего, острее всего не то, что люди (нежданно к ней благосклонные) о ней говорили и писали, даже не две её презентации – скорее неуютные, потому что надо было говорить публично, а в этом всегда есть что-то ненастоящее, - а то, как сентябрьским вечером 2016-го несла я со склада на Краснобогатырской пачку её авторских экземпляров к метро «Преображенская площадь» - и чувствовала, как жизнь, валявшаяся когда-то на этих улицах в своих разбитых, растерянных осколках – собирается в изумлении, чуть ли не вопреки самой себе – в цельность, а книжечка – просто инструмент этого собирания, совершенно неважный сам по себе и уж конечно, независимый от того, прочитает её кто-нибудь или нет. От всей этой истории остался только тот сентябрьский воздух и свет.

Что-то мне кажется, что от жизни в целом остаётся примерно то же самое.