К сказке странствий

[yettergjart]

Городами мы вговариваем в себя мир. Трудной их, комковатой речью, полной иносказаний и умолчаний, намёков и метафор, да и не без косноязычия.

Среди самого сильного в путешествиях – переключение, причём мгновенное, щелчком - моделей восприятия, моментальное изменение внутренних настроек. Привыкши десятилетиями воспринимать, например, Триест как город-миф, город-тайну, город-границу, город-невозможность на рубеже нескольких едва соспоставимых, пробивающихся друг сквозь друга миров: романского и славянского, австро-венгерского и итальянского во времени, австро-венгерского и внеавстро-венгерского в пространстве, наконец – сложной суши и ясного моря (Триест: в самом имени его с треском разламывалась, ветвилась, как громадное дерево, кривая щель между мирами, хлестал оттуда влажный сквозняк, бил озноб), - вдруг с изумлением видишь его как среду обитания, уютную и самоочевидную для его обитателей. Вдруг обнаруживаешь, что многочисленные складки этого драматически-тяжёлого занавеса между (воображаемыми тобою) мирами плотно заполнены тщательной, кропотливой, вполне маленькой и повседневной жизнью. Она снуёт в нём, как муравьи в огромном, поваленном бурей стволе, протачивает ходы, исподволь втолковывает в него мелкую и подробную логику своих извивов. Город – огромная тень, отбрасываемая поколениями людей, не исчезающая даже тогда, когда эти поколения уходят, - но, о чудеса, – оказывается, эта тень не давит. (А мнится, ох как должна бы! – ведь она самим количеством своим, не говоря о качестве, многократно превосходит то, что делается здесь и сейчас.) В нём, оказывается, можно просто так сидеть, болтая, на лавочках, скатываться с горок на детских площадках (нимало не содрогаясь от величия города и его памяти!), скучать на автобусных остановках, покупать молоко и хлеб в супермаркете, устало идти вечером домой, не обращая никакого внимания на драматически обстающие тебя величественные декорации города.

Каждый город – «сон о чём-то большем», но проросшая его повседневность доказывает нечто совсем удивительное: есть то, что больше самого сна с Его Огромными Значениями. И да, это она. Именно из её донных отложений, тихо, по крупинке смываемых водой времени, образуются громажные массивы значительности.

Может быть, самое крупное и неожиданное открытие в моих попытках шататься по свету – не величие и значительность городов, данные нам в чувственном опыте, но вот эта повседневность, этот мир коротких дистанций, живучесть её и самоочевидность, уживаемость её с историческими формами и исторической памятью любой степени сложности.