Обрывок внутренней речи
May. 27th, 2017 01:11 am…и в Прагу-то хочется не за красотами и её и не за содержаниями даже, не за европейскими смыслами, но единственно за смыслами, содержаниями и динамикой детства и начала (следственно – полноты возможностей, времени, подлинности), - запасы которых, понятно, с годами истощаются и в Москве вытесняются многим разным, а там они почти не растрачиваются. Там они в целости. Там есть места, где до сих пор воздух и свет 1981 года – отсюда уже почти недостижимого.
Туда – не за ростом, туда – за самой его возможностью, к его питающим источникам. А ведь прожит там был непрерывно (остальное – прерывисто и ненадолго) всего-то год с небольшим (и трудный, и неприятный, и неудобный – хотелось вырваться) – зато из самых больших. За разного рода матрицами, образцами, болванками поведения и внутренних движений, которые надо только подточить сообразно нововозникающим ситуациям, а вообще-то они тогда были уже заготовлены, - туда, туда.
Чехия не стала мне ни понятнее, ни ближе, ни – толком – известнее в собственных её содержаниях, ни – как таковая – нужнее за все эти внечешские годы. (Да, не читала как следует чешской литературы, не имев к тому достаточно влечения и достаточно насущной потребности – а как ещё проникнуть внутрь чужой, иноустроенной жизни? – да, чувствую себя в этом несколько виноватой, но не слишком, это не родное, даже не двоюродное, даже не пятиюродное, просто судьба свела – зато очень тесно. Так тесно прижала, что на мне отпечатался рубчик ткани чешского бытия.) Она стала парадигматичнее – выявилась в своём парадигматическом качестве. Не она, конечно, а мой опыт там, но без неё он не стал бы возможным.
Прага, некогда навязанное-чужое, с годами радикально поменяла статус (оказывается, некоторые вещи делаются силою одного только течения времени). Видимо, на роль (почти) утраченной родины (а человеку, видимо, необходима такая категория мировосприятия, - не менее, чем родина неутраченная, у неё свои задачи) назначена у меня и она.

Туда – не за ростом, туда – за самой его возможностью, к его питающим источникам. А ведь прожит там был непрерывно (остальное – прерывисто и ненадолго) всего-то год с небольшим (и трудный, и неприятный, и неудобный – хотелось вырваться) – зато из самых больших. За разного рода матрицами, образцами, болванками поведения и внутренних движений, которые надо только подточить сообразно нововозникающим ситуациям, а вообще-то они тогда были уже заготовлены, - туда, туда.
Чехия не стала мне ни понятнее, ни ближе, ни – толком – известнее в собственных её содержаниях, ни – как таковая – нужнее за все эти внечешские годы. (Да, не читала как следует чешской литературы, не имев к тому достаточно влечения и достаточно насущной потребности – а как ещё проникнуть внутрь чужой, иноустроенной жизни? – да, чувствую себя в этом несколько виноватой, но не слишком, это не родное, даже не двоюродное, даже не пятиюродное, просто судьба свела – зато очень тесно. Так тесно прижала, что на мне отпечатался рубчик ткани чешского бытия.) Она стала парадигматичнее – выявилась в своём парадигматическом качестве. Не она, конечно, а мой опыт там, но без неё он не стал бы возможным.
Прага, некогда навязанное-чужое, с годами радикально поменяла статус (оказывается, некоторые вещи делаются силою одного только течения времени). Видимо, на роль (почти) утраченной родины (а человеку, видимо, необходима такая категория мировосприятия, - не менее, чем родина неутраченная, у неё свои задачи) назначена у меня и она.
