О фразах-матрицах

[yettergjart]

В ранней юности вычитала не помню где фразу, сказанную будто бы Альбертом Швейцером – о том, как он в начале жизни решил: «До 30 лет буду брать от жизни всё, что она мне даёт, а после 30-ти буду отдавать ей взятое». (Понялось-то моментально: «до 30-ти» - возраст интенсивного становления, нужно успеть побольше материала набрать – для дальнейшей, долгой и медленной, шлифовки и обработки.) Впечаталось – причём даже некоторым программирующим образом впечаталось (понятно, что впечатываться может по-настоящему только то, что уже совпало с некоторыми внутренними расположенностями). По сей день не умею (даже не хочу) чувствовать себя полноценным и вполне оправданным существом, если акты «взятия» чего бы то ни было (у «субъектно» и «адресно» понимаемого Мироздания) не сопровождаются актами «отдачи» ему. Совсем, целиком сосредоточиться на отдаче, свестись к ней – не выходит, даже теперь, когда от тех самых рубежных (очень условных на самом деле: другие были рубежи) 30-ти меня отделяет целых 15 лет. Приходится (не только хочется, но и приходится! чтобы не опустошиться совсем) «набирать» (впечатлений, включая чувственные, - всякого грубого витального материала, «вещества жизни») – но всякий такой акт набирания упорно чувствуется недолжным, если за него не «отпахано». Сколь ни мучительна бывает фаза «отдачи» (за окном дивное солнце – ходить бы километрами пешком, как в юности; в Билингве презентация книг* – а я тут сижу, бесконечно расшифровываю бесконечную аудиозапись**; и тут же вам чувство вины: а вот встала бы пораньше часа на три, а не отвлекалась бы на написать что-нибудь в интернете, а не читала бы вчера до шестого часа утра то, что не имеет к работе никакого отношения – сто раз бы уже расшифровала эту несчастную аудиозапись, и на другое бы время осталось… нет, нет, видимо, жизнь тогда только по-настоящему остро чувствуется, когда её губишь) – она необходима именно в своём мучительном, стесняющем качестве, ибо выполняет ритмообразующую роль. Без неё не получается как следует, крупно и жадно, глотнуть жизни. Причём чем больше отдано (как-то не думается при этом, насколько ценным видится отданное «там», на другом конце отдающего жеста, в пункте, так сказать, приёма :-)), тем ценнее и драгоценнее чувствуется то, что «за это» берётся. Выйдешь на порог подъезда, хлебнёшь воздуха, мохнатого от солнца, и думаешь: «Господи, спасибо.»

*вот почему я люблю работать ночью, когда во «внешней» жизни не происходит ничего: ночью нет такого мучительного, неотъемлемого от чувств собственной вины и неполноценности – чувства упускания жизни***.

**в этом контексте мне неизменно вспоминается писание героем «Горизонтального положения» Дмитрия Данилова ddanilov бесконечной книги про компанию, контролирующую газ.

***А вообще очень терапевтичным в этом отношении оказывалось для меня сегодня целый день высказывание Димы Бавильского paslen’а, случившееся по немного другому – а впрочем, родственному! – поводу – по поводу смерти и сожалений о том, что нам не достанется вся та жизнь, которая случится после неё (что мы упустим эту жизнь!):

"Ну, вот ты умрёшь, а мир, находящийся в стадии постоянного становления, не остановится, но будет продолжать становиться. Разрастаться подробностями, которых ты уже не застанешь, не увидишь, не прочувствуешь. А, с другой стороны, сидя в своей комнатушке, ты же не сожалеешь о том, что параллельно с тобой происходит во всём мире. А где-то плещется тёплое море, вот и сейчас оно плещется. Мерцают фосфорические водоросли. Снуют рыбки. А где-то в этот самый момент поют великие певцы и играют великие музыканты. В музеях, в залах с выключенным светом, висят гениальные полотна, которые ты никогда не увидишь, даже если увидишь, а скульптуры, стоящие рядом с гениальными полотнами, отсвечивают фонарями, что раскачиваются за окном, или это луна? Но ты же никогда не увидишь, как ночью спит галерея Уффици или Венера Милосская, даже если будешь жить вечно. Вот в этот самый момент люди гуляют по Большим бульварам, плюют в венецианские каналы, смотрят на Босфор, играющий прибрежными огнями. На востоке начинается новое утро, которое тоже пройдёт мимо тебя, точно так же, как бедное, бледное московское утро, наступающее каждый раз, когда ты ещё спишь. Но ты почти никогда не жалеешь о том, что мог бы увидеть, прочувствовать, застать, причём не в сослагательном наклонении, а вот так, как есть.<...>"

«Никогда не увидишь, даже если увидишь». Да уж вот. Именно. Потому что увидишь только одним-каким-то образом – и никогда не иначе, как не-ты.

Хотя я на самом деле сожалею. И о тёплом море – которое вот-сейчас, и о фосфорических водорослях, и даже о плевании в венецианские каналы.