Balla Olga (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
yettergjart) wrote2017-10-26 04:31 am
yettergjart) wrote2017-10-26 04:31 am
Conservat omnia
Рассматривание старых фотографий знакомых пространств, выслеживание, как они взрослели, созревали, старели, молодели снова - релаксационная практика (очередной раз согласилась внутри себя с тем, что надо такие практики себе разрешать, иначе мозги сгорают от непрерывной концентрации), - так вот, это релаксационная практика под внутренним названием "бессмертствование". Заглядывание за пределы собственного актуального существования неимоверно, до головокружения это существование расширяет. И, конечно, отменяет смерть на уровне сиюминутного самовосприятия.
Шестидесятые - Москва нашего младенчества. Семидесятые - Москва нашего детства. Восьмидесятые - Москва нашей юности и молодости, - впрочем, эта последняя продолжалась очень долго, дотянувшись по меньшей мере до начала двухтысячных, да и потом никак не соглашалась прекращаться, всё время оборачиваясь то одним. то другим началом. К середине две тысячи десятых начинается Москва нашего, пятидесятилетних, всевременья. Потому что когда проходят детство, юность, молодость и даже сама зрелость, - наступает всевременье: возраст, который все их, ушедшие, сохраняет в себе.
Conservat omnia
Рассматривание старых фотографий знакомых пространств, выслеживание, как они взрослели, созревали, старели, молодели снова - релаксационная практика (очередной раз согласилась внутри себя с тем, что надо такие практики себе разрешать, иначе мозги сгорают от непрерывной концентрации), - так вот, это релаксационная практика под внутренним названием "бессмертствование". Заглядывание за пределы собственного актуального существования неимоверно, до головокружения это существование расширяет. И, конечно, отменяет смерть на уровне сиюминутного самовосприятия.
Шестидесятые - Москва нашего младенчества. Семидесятые - Москва нашего детства. Восьмидесятые - Москва нашей юности и молодости, - впрочем, эта последняя продолжалась очень долго, дотянувшись по меньшей мере до начала двухтысячных, да и потом никак не соглашалась прекращаться, всё время оборачиваясь то одним. то другим началом. К середине две тысячи десятых начинается Москва нашего. пятидесятилетних, всевременья. Потому что когда проходят детство, юность, молодость и даже сама зрелость, - наступает всевременье: возраст, который все их, ушедшие, сохраняет в себе.
Как соединяется тончайшая, сиюминутнейшая хрупкость и чуткость жизни с бессмертием? Ума не приложу (а умом и не поймёшь). Но соединяется самым прямым, непосредственным образом. От одной до другого - меньше шага. Вообще никакого шага нет.
2014. Сергей Волков. Первый снег. Даниловский вал.
Шестидесятые - Москва нашего младенчества. Семидесятые - Москва нашего детства. Восьмидесятые - Москва нашей юности и молодости, - впрочем, эта последняя продолжалась очень долго, дотянувшись по меньшей мере до начала двухтысячных, да и потом никак не соглашалась прекращаться, всё время оборачиваясь то одним. то другим началом. К середине две тысячи десятых начинается Москва нашего, пятидесятилетних, всевременья. Потому что когда проходят детство, юность, молодость и даже сама зрелость, - наступает всевременье: возраст, который все их, ушедшие, сохраняет в себе.
Conservat omnia
Рассматривание старых фотографий знакомых пространств, выслеживание, как они взрослели, созревали, старели, молодели снова - релаксационная практика (очередной раз согласилась внутри себя с тем, что надо такие практики себе разрешать, иначе мозги сгорают от непрерывной концентрации), - так вот, это релаксационная практика под внутренним названием "бессмертствование". Заглядывание за пределы собственного актуального существования неимоверно, до головокружения это существование расширяет. И, конечно, отменяет смерть на уровне сиюминутного самовосприятия.
Шестидесятые - Москва нашего младенчества. Семидесятые - Москва нашего детства. Восьмидесятые - Москва нашей юности и молодости, - впрочем, эта последняя продолжалась очень долго, дотянувшись по меньшей мере до начала двухтысячных, да и потом никак не соглашалась прекращаться, всё время оборачиваясь то одним. то другим началом. К середине две тысячи десятых начинается Москва нашего. пятидесятилетних, всевременья. Потому что когда проходят детство, юность, молодость и даже сама зрелость, - наступает всевременье: возраст, который все их, ушедшие, сохраняет в себе.
Как соединяется тончайшая, сиюминутнейшая хрупкость и чуткость жизни с бессмертием? Ума не приложу (а умом и не поймёшь). Но соединяется самым прямым, непосредственным образом. От одной до другого - меньше шага. Вообще никакого шага нет.
2014. Сергей Волков. Первый снег. Даниловский вал.